Каменские. Каменские (дворянский род) Граф каменский в русской литературе

Эрмитаж и журнал "Родина" продолжают совместный проект, в рамках которого мы знакомим читателей с малоизвестными раритетами из запасников главного российского музея.

И.В. Григорьев. Портрет Н.М. Каменского. Иллюстрация в издании великого князя Николая Михайловича "Русские портреты XVIII и XIX столетий". Фото: Государственный Эрмитаж

В начале 1810 г. петербургскому ювелиру Павлу Теннеру поступил заказ от офицеров - участников войны со Швецией в 1808 и 1809 годах: они пожелали в складчину соорудить памятник генералу Каменскому - своему любимому командиру.

Ювелир и инвентор

Пауль-Магнус Теннер, прибалтийский немец, родился в Дерпте и переехал из Лифляндии в столицу империи в 1803 году; уже через пять лет он числился придворным серебряных дел мастером. Как установила Л.К. Кузнецова, автор исторического исследования о петербургских ювелирах, на пути к этому почетному званию Павел Теннер был не слишком разборчив в средствах: он не брезговал ставить свои клейма на чужих произведениях. Неоспоримо, однако, что он был первоклассным мастером; по освящении Казанского собора (15 .09.1811) всеобщее восхищение вызвала риза чудотворной иконы Казанской Богоматери, исполненная Теннером из золота и драгоценных камней.

"Не знаешь, чему больше удивляться, - признавался современник, - высокой ли стоимости драгоценных камней или необычайно тонкому и благородному вкусу художника, который их оправил, - г-на Теннера, немца, которого высоко ценит весь Петербург и даже заграница за его таланты и прекрасный художественный вкус".

"Прекрасным вкусом" отличается и памятник генералу Каменскому, вышедший из стен мастерской Теннера. Однако своими художественными достоинствами он обязан не только и не столько безупречному исполнению, сколько превосходному замыслу. Сочинителем аллегорической композиции в честь Каменского - инвентором, как тогда говорили, - выступил Франц Иванович Гаттенбергер, в недавнем прошлом (1803-1806) директор Императорского фарфорового завода.

Жан Франсуа Ксавье Гаттенбергер, профессор технологии в Женевском университете, талантливый художник и скульптор, переселился в Россию в 1780 г. Некоторое время он служил на фарфоровой мануфактуре Ф. Гарднера под Москвой. Таланты и познания Гаттенбергера были замечены и в Петербурге; их по достоинству оценили при дворе. В 1803 г. Гаттенбергер принял предложение возглавить Императорский фарфоровый завод. Период его управления ИФЗ был недолгим, но чрезвычайно плодотворным. Под непосредственным влиянием Гаттенбергера русский фарфор обогатился ампирными мотивами и формами, в сплаве которых с национальной темой возник впоследствии феномен Александровского классицизма.

Яркими чертами ампира наделен и памятник генералу Каменскому: он представляет собою триумфальный столп, увенчанный бюстом полководца и утвержденный на пьедестале с аллегорическими фигурами и трофеями.

Признание Суворова

Жизнь графа Николая Каменского действительно представляет собою череду триумфов. Младший сын генерал-поручика, впоследствии генерал-фельдмаршала графа М.Ф. Каменского Николай Каменский был произведен в офицеры именным повелением Екатерины Великой на третьем году жизни. На двадцать третьем году он получил боевое крещение, а с ним и первый генеральский чин в Швейцарском походе Суворова. Каменский-младший был храбр, решителен и харизматичен: подчиненные его обожали. Суворов, несмотря на свои натянутые отношения с Каменским-старшим, свидетельствовал в письме к нему: "Юный сын ваш - старый генерал".

С честью и славой сражался граф Николай Каменский в кампаниях 1805 и 1807 годов; популярность его была необыкновенной: все видели в нем восходящую звезду и с восторгом пересказывали полный пламенного негодования ответ, данный Николаем Каменским французскому генералу Огюстену Бельяру, потребовавшему от него капитуляции Кенигсберга: "Вы видите на мне русский мундир и смеете требовать сдачи!"

В шведской кампании 1808 г. генерал Каменский-младший сыграл одну из заглавных ролей. Условия перемирия, заключенного в Олькиоки 7 ноября, позволили ему с полным правом сказать своим соратникам при отъезде в Петербург для поправления здоровья: "Мы завоевали Финляндию - сохраните ее!"

Кампанию 1809 г. граф Каменский провел в качестве командира Улеоборгского корпуса, расположенного в окрестностях шведского города Умео; генерал прибыл к войскам 23 июня, когда во Фридрихсгаме уже шли переговоры о мире. Однако военные действия не прекращались, и шведы, надеясь заключить мир на выгодных для себя условиях, предприняли отчаянную попытку разбить корпус Каменского. Победы, одержанные графом 7 и 8 августа при Севаре и Ратане, сорвали этот план.

Успехи Каменского-младшего в Швеции снискали ему репутацию талантливейшего из русских генералов; 4 февраля 1810 г. государь назначил его главнокомандующим молдавской армией вместо князя Петра Багратиона, полагая, что граф Николай Каменский добьется победного конца в затяжной войне с Турцией скорее, чем он...

Триумф и катастрофа

Главным сюжетом памятника генералу Каменскому служат, бесспорно, его победы в войне со Швецией: на пьедестале помещены барельефные изображения битв при Севаре, Куортане, Оровайсе и Ратане, а у подножия памятника помещена аллегорическая композиция, представляющая двуглавого орла, торжествующего над шведским львом. Однако среди трофеев, сложенных у пьедестала колонны, мы неожиданно находим турецкое знамя с навершием в виде полумесяца. Возможно, оно выражает уверенность сподвижников графа Каменского в том, что победы ожидают их командира и в Молдавии...

Действительно, вскоре генерал Каменский взял Силистрию, Разград и Базарджик; государь пожаловал главнокомандующему орден св. Владимира I класса. Однако за этим триумфом последовала катастрофа. Штурм Рущука, предпринятый графом Каменским, был отбит, и наши войска понесли тяжелейшие потери: 363 офицера и более 8000 рядовых остались лежать на стенах и во рвах турецкой крепости. В оценке причин этой неудачи военные историки единодушны: она стала следствием самоуверенности главнокомандующего. Непрерывная череда успехов и блестящий карьерный взлет, обеспеченные в значительной степени несравненными качествами русского солдата, вскружили голову молодому военачальнику. Граф Каменский стал нетерпим к чужому мнению, а крайняя вспыльчивость толкала его на совершенно непозволительные поступки...

Впрочем, блестящая победа, одержанная генералом Каменским 26 августа 1810 г. при Батине, - победа, имевшая для нас весьма выгодные последствия, - загладила тяжелое впечатление от рущукской трагедии. Император удостоил победителя высшей награды - ордена Андрея Первозванного. Но этот триумф стал для графа Николая Каменского последним.

В феврале 1811 года у него началась тяжкая и изнурительная лихорадка. 12 марта полководец передал командование графу Александру Ланжерону и отправился в Одессу. Еще в дороге у него помутился рассудок; он потерял слух...

Генерал от инфантерии граф Николай Михайлович Каменский-младший скончался в Одессе 4 мая 1811 г. на 35-м году жизни. Он похоронен в родовом имении Сабурово в Орловской губернии, рядом с отцом.

Через пять лет после смерти графа, 11 июля 1816 г., шедевр Ф.И. Гаттенбергера, П. Теннера, И.-В. Людвига поступил в Императорский Эрмитаж.

!Все даты даны по старому стилю!

Каменский, граф Михаил Федотович, генерал-федьдмаршал, сын гоф-юнкера, служившего мундшенком при Петре Великом, род. 8 мая 1738 года, убит 12 августа 1809 г.

В 1751 г. записан был в Сухопутный Кадетский корпус, в 1756 г. выпущен из корпуса поручиком в ведомство канцелярии строений, а затем переведен в артиллерии унтер-шалмейстером.

В 1757 г. поступать во французскую армию волонтером и находился при ней по 1759 год. В 1758 г. произведен в капитаны артиллерии; до 1761 г. служил в московской артиллерийской команде, а затем послан был в действовавшую армию. Ссылаясь на “частую головную болезнь и глухоту” и опасаясь сделаться окончательно “неспособным к службе”, если останется при орудиях”, он просил перевода в полевые пехотные полки и 13 февраля 1762 г. был переведен в пехоту с переименованием в премьер-майоры; в том же году произведен в полковники, и 12 марта, по представлению графа П. А. Румянцева , назначен в его корпус генерал-квартирмейстер-лейтенантом. После Семилетней войны Каменский командовал 1-м Московском пехотным полком, состоявшим в Финляндской дивизии генерал-аншефа П. И. Панина .

В октябре 1764 г. он был представлен Великому Князю и после этого часто бывал во Дворце. В августе 1765 г. Каменский был послан в Пруссию, в лагерь под Бреславлем, в качестве военного агента, для ознакомления с системой обучения прусских войск. Здесь он был замечен Фридрихом Великим , который в разговоре с генералом Тауенцином назвал Каменского “молодым канадцем, довольно образованным” .

В октябре того-же года он вернулся в Петербург и представил Великому Князю “Описание прусского лагеря” , им сочиненное. Некоторые, спецально военные замечания Каменского, высказанные им в этом описании, совершенно справедливы, но от образованного военного, агента можно было бы ожидать лучшего освещения и надлежащей

оценки фридриховской тактики (хотя бы её одной); Каменский же был настолько ослеплен прусскими порядками, что вне их почти ничего не видел. Любите Государь, свое войско, - им цари и дальнейшим народом повелевают, и отечество от насилия врагов освобождают. Не должен ли всякий признаться, что все “знание” (философов Греции и людей преданных "вольным", другим наукам и “художествам”) служило только к сочинению либо подлых песен для мягчения своих победителей, или к возстановлению позорных для себя же трофеев. Славный прадед ваш не погнушался быть солдатом, ни матросом, а не был никогда подъячим, ни протоколистом ни одной Коллегии, ниже Сената” . Так оканчивает Каменский письмо, при котором он представил свое описание маневров.

В 1766 г. Каменский произведен был в бригадиры, а в чин генерал-майора- перед началом войны России с Турцией в начале кампании 1769 г. он командовал 4-ю бригадой, состоявшей из 5 пехотных полков и входившей в состав армии кн. А. М. Голицына . 19 апреля Каменский принимал участие в битве под Хотином, окончившейся поражением турок. На военном совете 19 мая 1769 г. Каменский особенно сильно настаивал на необходимости взять Хотин, доказывая, что, овладев Хотинскою крепостью, армия наша будет владеть обоими берегами Днестра до Бендер; что без этого нельзя и думать о дальнейших движениях во внутрь княжеств и далее, что вместе с тем занятие Хотина пресечет сообщение Польши с Портою, поведет за собою уничтожению конфедератов, что даст возможность усилить армию отрядом, оставленным в Польше. Впрочем, Каменский предлагал это лишь на тот случай, если имеется возможность овладеть крепостью посредством правильной осады не позже трех недель, т. е. до прибытия армии визиря на её освобождение. Предложение это не было принято.

По возобновлении наступательных действий бригада Каменского при вторичном переходе армии на левый берег Днестра, была оставлена у д. Янчинцы в отряде генерал-поручика Ренненкампфа. Когда визирь Молдаванчи-паша атаковал нашу армию, Каменский с вверенною ему бригадою участвовал в сражении, хотя и успешном для наших войск, но не избавившим нашу армию от необходимости нового отступления на левый берег Днестра.

Каменский принимал весьма деятельное участие в разыгравшемся, вместо ожидаемого незначительного боя, генеральном сражении при Хотине 29 августа. В этом сражении, оказавшем решительное влияние на исход операций в 1769 г., он отлично исполнил данную ему задачу, привел свою колонну к решительному пункту на левом фланге вполне своевременно, чем дал возможность Салтыкову выручить войска Брюса в самый критический момент боя. При последующих действиях первой армии Каменский участвовал в занятии Хотина. За эту кампанию Императрица пожаловала ему орден св. Анны.

В 1770 г. Каменский состоял во второй армии генерал-аншефа Панина и командовал 1-й бригадой в 1-й дивизии генерал-поручика Дальке. 29 июня, во время переправы армии чрез Днестр под начальством Каменского был отделен отряд для обложения и бомбардирования Бендер с левого берега Днестра. Во время производства постепенной атаки Бендерской крепости Каменский вообще много способствовал её успеху. При отбитии контратаки турок ночью 23 июля он лично повел егерей и обратил неприятеля в бегство, занял форштадт и держался в нем до получения приказания об отступлении. С августа Каменский, не довольствуясь производством атаки на левом берегу Днестра, с разрешения главнокомандующего, провел бессменно в траншеях 6 суток, чтобы, изучив лучше местность и расположение траншей, с большим успехом отражать вылазки. При штурме 15 сентября на Каменского было возложено руководство атакою левого фланга нашей армии. За отличие под Бендерами Каменский был награжден орденом св. Георгия. 20 сентября Каменский был направлен к Аккерману для содействия отряду Игельстрома . Приближение отряда Каменского ускорило сдачу этой крепости, послъ чего он возвратился в Бендеры.

В 1771 г. Каменский не принимал заметного участия в операциях и был в отпуску.

В 1772 г. он состоял в армии Румянцева и начальствовал войсками, отделенными от армии и расположенными в Малой Польше, для противодействия партизанским отрядам польских конфедератов.

В 1773 г. Каменский был в армии Румянцева и состоял в корпусе генерал-поручика графа И. П. Салтыкова , расположенном от Крайоского Баната до р. Арджишь. 16 сентября отряд этот сделал нападение на турецкий лагерь под Турно. Турки, видя малочисленность передового отряда, выслали против него до 5000 конницы. Но этот турецкий отряд конницы был почти совершенно уничтожен, благодаря главным образом Каменскому. В ноябре Каменский командовал отдельным корпусом, наблюдавшим левый берег Дуная от австрийской границы до урочища Мало. За отличия в эту кампанию Каменский подучил орден св. Георгия 3-го класса и, по линии, чин генерал-поручика.

В 1774 г. Каменский командовал уже левым крылом армии. Переправившись в апреле через Дунай, он стал у Карасу 9 мая, а 16 с его отрядом соединился и отряд Суворова ; оба генерала должны были предпринять совместно решительное наступление. Турки не были еще готовы к открытию кампании; ближайшие же их войска были расположены гарнизонами в крепостях, причем у Шумлы было сосредоточено до 50,000 чел. Гдавнокомандующий предоставил Каменскому и Суворову самим условиться относительно общего наступления и оставил им полную свободу действий; в спорных вопросах решение принадлежало Каменскому, как старшему. Выработанный Каменским и Суворовым план действий, по исправлении его Румянцевым , сводился к следующему: оба отряда должны были параллельно наступать к Шумле, причем - Каменский должен выслать отряды для демонстраций против Варны, а Суворов- прикрывать Каменского со стороны Силистрии. Затем предполагалось направить главные операции против Шумлы или, если неприятель будет встречен в поле и направится против Каменского, то Суворов должен ударить во фланг или тыл турецкой армии и отрезать её от Шумлы.

В конце мая отряд Каменского, выступил к Базарджику- важному узлу путей между Шумлой, Варной и Силистрией; 2 июня передовой отряд занял Базарджик. Здесь Каменский простоял 6 дней в ожидании прибытия Суворова ; 9 июня отряды Каменского и Суворова соединились у Юшенли. в тот же день оба генерала, со всею кавалерией, произвели усиленную рекогносцировку на Козлуджи, где и нашли турецкую армию в числе до 25,000 пехоты и 15,000 конницы, высланную визирем от Шумлы против наших войск. Наша кавалерия, преследуя отступавшего неприятеля, вступила в тесное дефиле, растянулась, была атакована турками и приведена в замешательство; но благодаря распорядительности Каменского порядок был восстановлен. Каменский вывел обратно кавалерию из дефиле и послал за своею пехотой; завязалось сражение; в конце концов турки были принуждены отступить. Суворов преследовал противника до его лагеря и, подготовив атаку пушечным огнем, перешел снова в наступление; турки бросили лагерь и бежали к Шумле и Праводам. Хотя заслуга нанесения решительного и вместе с тем окончательного удара принадлежит Суворову , но и Каменский не мало способствовал этой победе.

К сожалению, после этой блестящей победы Суворов и Каменский снова действовали нерешительно. Каменский не решался продолжать наступление вследствие якобы недостатка перевозочных средств и провианта и собрал военный совет, на котором было решено остаться у Козлуджи, а затем отступить на позиции между Шумлой и Силистрией, дабы отрезать последней сообщения и тем способствовать её покорению. Румянцев был недоволен этим решением и предписал Каменскому и Суворову продолжать наступательные операции собственно против Шумлы и только, в случае невозможности овладеть этою крепостью без правильной осады приблизиться к Силистрии. Каменский двинулся к д. Еникой, а корпус Суворова направился к Кулевче, с целью прервать сообщения между Шумлою, Варною и Праводами. В то же время главнокомандующий сам принял меры для обеспечения продовольствия войск Каменского и Суворова . 16 июня авангард корпуса Каменского сбил 5000 турецкой конницы у Ени-Базара; 17-го Каменский продвинулся до д. Буланык, в 5 в. от Шумлы, а затем отошёл к д. Адибаба, на Силистрийской дороге Каменский не решался атаковать крепость открытою силою: в его корпусе было всего 7000 чел., а у визиря около 35,000, и считал за лучшее выманить турок в поле, для чего были высланы отдельные партии с приказанием жечь ближайшие селения. 19 июня турецкая конница атаковала небольшой отряд полковника Розена, который был выслан для поддержания сообщения с корпусом Салтыкова и двигался слишком близко от Шумлы; Каменский поддержал Розена почти всею пехотой. Визирь вышел из крепости с большею частью своей армии, произошло сражение, окончившееся беспорядочным отступлением турецкой армии. Желая вновь заставить турок выйти из лагеря, Каменский приступил к траншейным работам; однако, визирь не двигался с места. Тогда Каменский решил ограничиться наблюдением за дорогами, ведущими внутрь страны, для чего передвинул свой корпус к югу. С 3 июля все сообщения турецкой армии были перерваны и недостаток припасов и фуража скоро вызвал многочисленные побеги солдат. 6 июля почти вся турецкая армия атаковала наши передовые посты и прикрывающие отряды, но была отбита. В тот же день Каменский получил предписание главнокомандующего не предпринимать ничего решительного против турок, так как в это время велись уже переговоры о мире; но Каменский полагал, что “для чести русского оружия” необходимо овладеть хотя бы “ретраншаментами” и расположить наши войска на тех местах, на которых они находились до сражения 6 июля.

7 июля он и достиг этого с значительными усильями; но главнокомандующий решительно запретил дальнейшие военные действия. 9 июля, накануне заключения Кучук-Кайнарджийского мирного трактата, Каменский отошел от крепости.

Боевой опыт Каменского, его личная храбрость и способность командовать небольшими, но вполне самостоятельными отрядами несомненны; но вместе с тем действия в 1774 г. показали его неспособность быть не только главнокомандующим, но хотя бы командиром отдельного корпуса.

В 1775 г. при праздновании заключения мира, Каменский был награжден орденами св. Георгия 2-й степени и св. Александра Невского.

С 1775 до 1779 гг . Каменский получал различные назначения в войсках, из них последним было назначение в Воронежскую дивизию. В 1779 г., во время войны за Баварское наследство , Каменский был за границей в качестве военного агента при прусской армии и присутствовал при стычке у Егендорфа в Верхней Силезии.

В 1783-1785 гг. Каменский был генерал - губернатором рязанским и тамбовским. Деятельность его на этом посту не ознаменована чем-либо выдающимся; скорее, некоторые распоряжения его надо признать не вполне уместными; так, напр., в противность дарованным дворянству правам, он приказывал доставлять неслужащих дворян в губернский город “для научения грамоте и частью арифметике” или “для определения на службу” , поясняя при этом, что “довольно и того пятна для каждой благородной фамилии, если в ней и один изверг найдется, который никогда нигде не служивал” . Посетив в 1784 г. Шацк, Каменский узнал, что некий “из дворян отставной каптинармус не соответствует дворянству в своем звании” и занимается портняжничеством; он приказал доставить этого дворянина к тамбовскому коменданту для определения его на вакансию рядового; “а чтобы и в прочих местах праздношатающихся дворян не было” , он приказал высылать таковых в наместническое правление “за караулом” .

Пред началом второй турецкой войны , когда организовывались действующие армии, Каменский приехал в Петербург, повидимому, ожидая назначения в армию; ему дали денежную награду в 5000 руб. Недовольный, он растратил пожалованные ему деньги, ежедневно посещая Летний сад, где угощал всякого встречного, и уехал из Петербурга.

В 1787 г. он был назначен в армию графа Румянцева командовать 2-м корпусом, занимавшим Уманьский округ по Бугу. Каменский, полагая, что гораздо выгоднее быть под командой Потемкина , выказывал по отношению к нему чрезмерную угодливость и даже интриговал против Румянцева ; Потемкин обнаружил эту интригу и Каменский был сильно скомпрометирован.

В 1788 г. Каменский командовал 4-ю дивизией (иначе называемою “запасным корпусом” ), 24 июня дивизии его и генерал-аншефа Эльмпта были высланы с целью произвести “сильный поиск” против Ибрагима-паши. 2 июля Эльмпт и Каменский выступили против неприятеля; 4 сентября неприятель сдал Хотин. Около того же времени было получено известие о намерении турок, собравшихся у Бендер в числе от 25 до 30000, двинуться к Днестру для нападения на наши магазины и действий против наших сообщений; Каменский выступил по этим слухам против неприятеля, но слух оказался сильно преувеличенным. 17 сентября Каменский присоединился к Румянцеву у Цоцоры. В ноябре армия была расположена на зимние квартиры, причем дивизия Каменского - в Кишиневе и Лопушне. В это время было обнаружено приближение к Ганкуру и Сокульцам (близ Бендер) отряда Ибрагима-паши, который предполагал, получив подкрепление из Бендер, произвести нападение на наши зимние квартиры. Каменский испросил у главнокомандующего разрешения выбить неприятеля из Ганкура. Оставив всю тяжелую артиллерию в Кишиневе и Чучуленах под прикрытием двух батальонов, он двинулся колоннами по трем дорогам, в расстоянии 12-15 верст одна от другой, неожиданно напал на турок и после двухкратной схватки выбил неприятеля из Ганкура ; за это дело Каменский награжден был орденом св. Владимира первой степени.

В начале 1789 года , после назначения Потемкина главнокомандующим обеими армиями, Румянцев поручил временное командование Украинскою армиею, до прибытия генерал-аншефа князя Репнина , Каменскому. Репнин прибыл 7 мая 1789 года. После соединения армий Каменский не получал никакого назначения и уехал в отпуск. С этого времени обнаруживается явное нерасположение к нему Императрицы.

В 1790 году (во время войны со Швецией) Каменский лично просил у Императрицы разрешения отправиться “на галеры” в Выборг. Государыня, с видом удивления, спросила его: “зачем?” ,- Каменский мог ответить только: “из единаго любопытства” .

В 1791 году он просил разрешения снова ехать в армию для свидания с сыном. Государыня ответила: “это от вас зависит” . Тем не менее, в том же году 3 августа он был назначен в армию Потемкина , хотя Императрица писала ему 25 июля: “Просил ты меня, чтоб я тебя избавила от Каменского, а ныне от графа Безбородко слышу, что просишь его к себе; отпиши ко мне, я или он ослышался; я помню, что говорили, что он грызется” . В дневнике Храповицкого по поводу этого назначения читаем: “точно открылось, что князь Потемкин, прося в свою команду Каменского, изъяснялся, что делает сие не по воле, но дабы не говорили, что вытесняет репутацию имеющего, а будет стараться при первом случай так его употребить, чтоб сам сломал себе голову” . С самого первого дня прибытия Каменского в армию Потемкина явно открылось недоброжелательство к нему князя Таврического . Приехав в Яссы, Каменский просил у Потемкина разрешения произвести смотр своему Московскому полку, но главнокомандующий удержал его на один день при себе; в тот же день он отдал приказание о сформировании Екатеринославского полка, в состав которого вошел, между прочим, весь Московский полк. Каменский ничего об этом не знал и только, приехав в лагерь под Рябой Могилой (где стоял Московский полк), узнал, что его полк уже не существует. В армии Каменский не получал какого-либо определенного назначения. Между тем дни Потемкина были сочтены. Потому ли что он чувствовал свое нездоровье или по какой-либо другой причине, 18 сентября 1791 г. (еще до прибытия Каменского в армию) от него был послан довольно неясный ордер на имя генерал-аншефа Каховского, в котором было сказано:

“Вашему высокопревосходительству предписываю: по получении сего отправиться ко мне для принятия здесь команды”... 5 октября Потемкин скончался. Войска остались без гдавнокомандующего; начавшиеся переговоры о мире приостановились. Упомянутый ордер был известен только Каховскому и правителю канцелярии Потемкина генерал-майору В. С. Попову. Каменский, как старший генерал в армии, должен был принять на себя звание главнокомандующего. 7 октября он известил Каховского о вступлении в командование армиею и предоставил ему начальство над прежде вверенными ему частями. Затем Каменский потребовал от всех начальствующих лиц полных сведений о состоянии войск, довольствии, о денежных суммах и особенно об экстраординарной сумме, состоявшей при главном дежурстве. Сам он так говорить об своих действиях в это время в письме в графу Салтыкову (8 октября):.. “генерал Попов заехал ко мне и сказал... что де вы старшие, примите команду... Я был болен и перемогся, и мне вздумалось вступить в свою должность.. Попов ни о чем сведения не дал мне, то я принужден сделался сноситься с полками, снесся и с уполномоченными нашими здесь...... к заключению мира с Турками...... Они предъявили мне данное им Потемкиным поверенное письмо, после которого... мешаться в их дело не оставалось” . Принимая армию, Каменский считал своею обязанностью привести ее в порядок и едва-ли мог думать о каких-либо славных предприятиях. Это ясно видно из его писем, где он говорил о принятых им мерах по довольствию армии и о том, что “принужден стал спросить словесно Попова: не осталось ли экстраординарных денег у покойного фельдмаршала в канцелярии? Попов сказал, что хотя де и есть, но что они запечатаны за посторонними печатьми” . Каменский вошел с формальным требованием об отпуске этих денег и это требование, по слабости здоровья Попова, отвез ему и отдал сам, но Попов отдал ему это требование обратно, сказав при том, что “дела (с ним) никакого не имеет и чтобы (он) оставил его в покое, потому что командиром армии оставлен покойным фельдмаршалом Каховский, а не он, Каменский ” ... “Таковое его объяснение, писал Каменский, должно меня было понудить к властительному действию, потому что никакого приказа покойным фельдмаршалом в полки и команды и генералам дано не было, чтоб Каховскому командовать всею армией, обойдя меня. Но по уважению, в каковом состоит Попов в лице самой Государыни, я остался при командовании армиею и без экстраординарной суммы до указа” . Затем Каменский указывал на “комплот” поставщиков провианта, коим деньги выданы екатеринославским губернатором Каховским , - а провианта на 180.000 рублей нет. Требованием отчета о суммах Каменский затронул самое больное место Попова, которому угрожала повидимому “большая беда” в случае, если бы Каменский остался главнокомандующим; Попов же позволял себе не исполнять приказания Каменского и дерзко ему отвечать, надеясь на благоволение Императрицы, которой не было известно истинное положение финансовых дел в армии, искусно скрываемое тем же Поповым, доносившим ей 8 октября: “Здесь хотя и оставался Каменский, но без всякой команды и без объявления о нем в армии. - Воображая сколь неблагоугодно будет Вашему Императорскому Величеству вступление его в начальство, (я) вскоре явился к нему и объявил, что команда поручена от Потемкина...... генералу Каховскому. Генерал Каменский изъявил свое неудовольствие и сообщил всем начальникам, что он вступил в командование армии” ... 12 октября Каменский писал Салтыкову: “Каховский приехал в Яссы 10 октября и требовал, чтоб я не командовал и предъявил ордер сентября 18-го” . Каменский основывался на том, что во-первых по армии не было объявлено, чтобы Каховского слушаться, во-вторых, что ордер писан до приезда Каменского к армии и в третьих, что в ордере написано, чтобы Каховский приехал “в Яссы для командования” без пояснения чем: всею армиею или какою-либо частью, и утверждал, что командовать армиею должен он, Каменский, как старший по армии. Каховский же заявил ему о том, что он предпишет всем частям армии (и предписал) не исполнять его приказаний; Каменский “предложил ему” “от того воздержаться до получения нового указа и... лучше обоим испрошать его” . В то же время он отправил донесение Императрице, испрашивая разрешения этого вопроса. Между тем следствием этих столкновений было опасное недоумение как в армии, так и среди представителей иностранных держав. Каменский, желая вполне основательно устранить это ненормальное положение, принял однако совершенно несоответственную меру: решить возникший вопрос на военном совете большинством голосов всех генералов, для чего разослал приглашения. Собравшиеся шесть генералов выразили склонность повиноваться Каховскому и тогда Каменский “отступился до настоящего указа” , уведомив Каховского о своей болезни. 5 ноября Императрица писала в рескрипте Каховскому: “Известились мы с неудовольствием о странных поступках генерала Каменского, который по кончине главнокомандующего... собрал генералитет для суждения о деле, в коем воля покойного фельдмаршала, изображенная в данном вам ордере, долженствовала служить законом, пока указом нашим решить благоволим” . В то же время Императрица, основываясь на донесениях Попова, писала Салтыкову: “Сумасшедший Каменский шалит... Попов старался его три дня уговаривать, чтоб он удержался принять команду, его поступки во всей армии умножают рыдания и печаль”. .. и Попову: “собрание генералов ради суждения, кому командовать, доказывает безрассудность собирателя и после сего поступка уже к нему доверенность иметь едва-ли возможно” . Отстранив Каменского от командования армией. Императрица приказала прекратить все дела о растрате казенных денег в штабе Потемкина; вообще Попов вышел из этого дела правым в ущерб Каменскому. - После этого случая Каменский вышел в отставку и до самой кончины императрицы Екатерины был не у дел.

Каменские ведут счет своим предкам с XII в. Среди них - Ратша - правая рука великого киевского князя Всеволода Ольговича, его тиун (1146 г.), управляющий хозяйством. И, кстати, также пращур нашего великого поэта Александра Пушкина. Сын Ратши, будучи избран на новгородском вече посадником (1169 г.), прославился строительством оборонительных укреплений вокруг господина Великого Новгорода. А еще среди предков Каменских - Гаврила Олексич, сподвижник Александра Невского, героически сражавшийся в Невской битве (1240 г.) и павший смертью храбрых под Изборском (1241 г.). Вся Россия знала фельдмаршала графа Михаила Каменского (1738-1809 гг.) и двух его сыновей-генералов - Сергея и Николая. Последний был главнокомандующим русской армией (1811 г.) во время Русско-турецкой войны 1806-1812 гг.

Все Каменские верой и правдой служили в первую очередь не князьям, царям, императорам, а державе российской. И гордились тем, что они - Каменские. Среди потомков старинного русского дворянского рода были и те, кто остался после Октябрьского переворота 1917 г. в России.

РУССКИЙ ГЕНЕРАЛ И ЧК-ОГПУ

Дед мой, Сергей Николаевич Каменский родился 13 марта 1868 г. в Чернигове. Год убиения императора Александра II застает юного графа в Вяземской классической гимназии (1881 г.) Затем он студент математического факультета Московского университета.

Его военная карьера начинается с поступления в Московское юнкерское училище, из стен которого он вышел в чине подпоручика (1892 г.). Молодой граф служит в артиллерии, успешно заканчивает Николаевскую академию Генерального штаба и "за отличные успехи в науках" производится в капитаны (1900 г.). Для прохождения дальнейшей службы он прибыл в г. Вильно и уже не один, а с молодой женой - Татьяной Александровной, урожденной Гартвиг, и с двумя детьми - дочерью Ириной и сыном Николаем. Моя тетушка Ирина Сергеевна фон Раабен (по мужу) впоследствии вспоминала: "Отец был необыкновенным по доброте человеком, его любили все - дети, прислуга, солдаты..."

С началом Русско-японской войны 1904-1905 гг. граф находится в Маньчжурии (1904) и принимает активное участие в боевых действиях, обращая на себя внимание своим бесстрашием: штабной офицер, он для уточнения обстановки часто оказывается непосредственно под огнем врага. Впрочем, итоги кампании Сергей Николаевич оценивал весьма скептически. "Это воевали макаки с кое-каками", - не раз говорил он. Послужной список графа Каменского в тот период наполнен перечислением поисков, рекогносцировок, разведок, стычек, боев. Но таково было его военное счастье - он ни разу не был ранен. Кавалер многих наград, он имел различные ордена (всего их насчитывалось 13). После окончания Русско-японской войны его направили в Финляндию, где он ведал передвижением войск по всем транспортным путям на ее территории до 1914 г. включительно.

"Когда началась Первая мировая война, - вспоминает дочь Сергея Николаевича, - родители жили в Гельсингфорсе. Отец в чине полковника в первый же день войны отправился на фронт..." Сведения о его участии в боях довольно скупы. Известно лишь, что и на сей раз он, по его словам, "пулям не кланялся", хотя и был ранен только один раз и нетяжело (1915 г.). После успешно завершенных операций он производится в генерал-майоры (1916 г.). Воевал он в Галиции под началом знаменитого полководца генерала от кавалерии Алексея Брусилова. Оправившись после ранения, Сергей Николаевич возвращается в строй. Летом 1917 г. его представляют к производству в генерал-лейтенанты и к награждению четырнадцатым по счету орденом - Св. Георгия 4-й степени, но получить ничего этого он не успевает...

Грянула Октябрьская революция, и наступили новые порядки. Сергей Николаевич, убежденный монархист, тем не менее решает, несмотря ни на что, служить своему Отечеству и разделять с ним все трудности. Он собирается выехать в Петроград, где находится, кстати, и семья. Но солдаты его останавливают: "Мы уж лучше, ваше сиятельство, вас проводим".

В дивизии его любили за то, что ценил ратный солдатский труд, был прост в обращении. И вот он направился во взбаламученную столицу под добровольным "конвоем", который уберег его от возможной расправы: ведь повсюду происходили самосуды, убивали лишь за то, что у тебя генеральские или офицерские погоны. Но Сергей Николаевич был доставлен в Петроград целым и невредимым. Сохранилось свидетельство, выданное ему комитетом, ведающим документацией о ранениях, где он все еще именуется (в марте 1918-го!) "генерального штаба генерал-майор граф Каменский". В этом же году его привлекали к реорганизации Генштаба в качестве члена Высшей военной инспекции Рабочей и Крестьянской Красной армии Российской Федеративной Советской Республики. Одновременно начал преподавать в Академии ГШ (1919 г.). А в упомянутой выше инспекции возглавлял комиссии по проверке военных сообщений (1920 г.) и по расходованию денежных средств (1921 г.).

Каменский, безусловно, справлялся со своими обязанностями. Но не это интересовало пламенных большевиков-комиссаров. Сергея Николаевича как "военспеца из бывших" начали вытеснять со всех его должностей. И вот профессионал, владеющий всеми тонкостями штабной работы, имеющий высшее военное образование, свободно владеющий несколькими иностранными языками, в свои 55 лет оказался ненужным социалистической стране.

А тут еще аресты один за другим, в промежутках между которыми он еще как-то пытался устроиться: ученый хранитель Музея армии и флота (1923 г.), преподаватель военного дела в техникуме (1926 г.). Приходили же за ним трижды. В первый раз (1924 г.) держали недолго, вскоре выпустили. На четвертушке бумаги (разделена еще и пополам вертикальной чертой), именуемой "Выпиской из протокола особого совещания при Коллегии ОГПУ", указано, что он освобождается досрочно. Затем - новый арест и выход из тюрьмы после отбывания срока (1927 г.). Потом еще арест (1929 г.) и новое, третье, освобождение (1933 г.).

По тогдашним меркам, все обошлось вполне благополучно: он жив и даже вернулся в семью. Правда, при обыске были отобраны ценные семейные реликвии, но доказать сие трудно, так как в протоколе говорится, например, что икона "в окладе из красного металла" изымается как предмет враждебный. Да и кто будет хлопотать? Впрочем, такой человек нашелся: им стал сам Сергей Николаевич. В промежутках между "посадками" он требует восстановить моральный и материальный ущерб, вернуть ему предметы из фамильного достояния - "неконфискованные", как подчеркивалось в заявлениях. В ответ появляется на свет выписка из протокола судебного заседания коллегии ОГПУ с резолюцией: "...Отобранные у Каменского С.Н. ценности - конфисковать..."

Вспоминает Ирина Сергеевна: "Мать, переживая все эти несправедливости, теряла то мужество, которое проявляла раньше, и хождения по мукам - запросы, просьбы... выпали на мою долю". Как-то раз Сергей Николаевич получил помощь с неожиданной стороны. В коридорах ОГПУ, рассказывал он, его случайно узнал бывший слушатель военной академии и обратился к своим коллегам-чекистам: "Это же Сергей Николаевич, он у нас преподавателем был "на ять" (высшая похвала на лексиконе тех лет). Да и сам Сергей Николаевич держался на допросах с ироническим достоинством, обращался со следователями, по его словам, как со сбитыми с толку красноармейцами: заполнял анкеты на свой лад, редактировал протоколы допросов. Во фразу "...арестован как участник монархической контрреволюционной организации с целью поддержания мировой буржуазии" вставил перед словом "участник" уточнение "предполагаемый". "Что вы там опять в ем протоколе исправляете, ведь этих лиц вы знаете", - как-то в отчаянии воскликнул очередной следователь. "Знал", - уточнил дед.

Сохранилась анкета тех лет, в которой на вопрос, кто он - рабочий, крестьянин, служащий, "или", Сергей Николаевич, зачеркнув по очереди все это, включая "или", дописал "преподаватель".

Выйдя из тюрьмы, он, 67-летний пенсионер, и наша бабушка решили в расчете на лучшую долю покинуть Москву и устремились ("Как беженцы", - горько шутил дед) к далекому черноморскому побережью, в неприметный городок Геленджик (1935 г.). Там старики вроде бы нашли спокойное место. Сергей Николаевич устроился кассиром в морской порт, затем бухгалтером в больнице. А летом принимал у себя свою любимую внучку Марию и двоих внуков - Валю и меня - Нику (таково было мое домашнее имя). Для нас, детей, это были золотые годы. Но они были недолговечными.

Похоронив в Казахстане верную спутницу жизни - нашу бабушку, Сергей Николаевич после окончания войны вернулся из ссылки, извлек из геленджикской земли закопанные - в который раз! - фамильные документы и перебрался к дочери в Москву (1945 г.). Он не заполнял анкет, не устраивался больше на службу. Но вел очень активный образ жизни. Работал в библиотеках над историей рода Каменских, вел обширную переписку с родственниками, однополчанами. И всюду в любую погоду ходил пешком. В возрасте 83 лет он заболел плевритом. Организм долго боролся с болезнью, но она оказалась роковой. 1 февраля 1951 г. графа Сергея Николаевича Каменского не стало. Его отпевали в церкви Воскресения Словущего в Брюсовском переулке и похоронили на кладбище Донского монастыря, поставив на могиле каменный крест.

Для меня и сейчас, через много лет после его упокоения, дед мой Сергей Николаевич остается образцом человека и патриота - в лучшем, высшем понимании этого слова. Представителем элитного слоя российского общества - дворянства. Обладателем лучших его качеств - образованности, воспитанности, готовности служения Отечеству. Я хорошо помню его. Невысокого роста, плотный, с ежиком седых волос на голове, с пушистыми усами. Густые брови его были как бы вопросительно приподняты, и из-под них глядели на собеседника живые блестящие глаза. Он носил китель или френч полувоенного покроя. Садясь за стол, по-старинному затыкал салфетку за воротник. Не курил и почти не пил. Но толк в хорошей кухне знал. Нас, детей, часто брал с собой в пешие походы по окрестностям Геленджика: вдоль морского побережья или в горы, к дольменам - древнейшим сооружениям из огромных каменных плит. Проявлял в пути завидную выносливость, а ведь ему тогда было за семьдесят. На привалах, чтобы подбодрить нас, читал стихи, особенно любимого им Алексея Константиновича Толстого. Его веселый тон и настрой отнюдь не побуждали нас к фамильярности. Дед, когда хотел сделать замечание, всегда иронизировал. "Руки перед едой будешь мыть или считаешь это буржуазным предрассудком? - спрашивал меня, приятно грассируя. Это его качество - умение разрядить недоразумение юмором - восхищает меня и сейчас. Боже мой, сколько же этих недоразумений было в его долготрудной, но гордой жизни...

ВОСПИТАННИК ПАЖЕСКОГО КОРПУСА - ПОДПОЛКОВНИК ГРУ

Граф Николай Сергеевич Каменский родился 28 сентября 1898 г. в Санкт-Петербурге. Единственный мальчик в семье, он получил хорошее домашнее воспитание. Но вскоре, по воспоминаниям его сестры Ирины Сергеевны, "нас... отдали в закрытые учебные заведения... отцу всегда хотелось, чтобы его дети учились в привилегированных учебных заведениях - я в Смольном институте, а брат - в Пажеском корпусе..." Вначале Николай окончил два класса Первого Александровского кадетского корпуса, а затем в поступил в третий класс Пажеского корпуса (первых и вторых классов там не было). Летом 1917-го его воспитанники были включены в состав отрядов юнкеров, направляемых на защиту Зимнего дворца. В списках своих девятнадцатилетних ровесников отец фигурировал как "граф Николай Каменский 4-й".

Поддерживала ли эта монархическая молодежь Временное правительство? Царило, скорее, другое настроение: уверенность, что разрешить неустойчивое равновесие, в котором оказалась Россия, нужно, как сказали бы сейчас, "цивилизованным путем ".

Отец - участник событий октября 1917-го - письменных воспоминаний о них не оставил. Но из его скупых реплик и из разрозненных мемуаров его современников вырисовывается трагическая картина.

Юнкеров подняли по тревоге с полной боевой выкладкой ранним утром и, раздав патроны, зачитали приказ Главного штаба: "...явиться сейчас же в боевой готовности к Зимнему дворцу для получения задач по усмирению элементов, восставших против существующего правительства..." Юнкеров честно предупредили: "...решение выполнить свой долг перед Родиной может оказаться последним решением в вашей жизни..." Но никто не покинул строй...

Двинулись по направлению к Зимнему. Город, объятый хмурым осенним туманом, казался спящим. Впрочем, в казармах отдельных полков бодрствовали, но сохраняли нейтралитет "с целью воспрепятствовать боевым стычкам между сторонами". Отряды прибывали к Зимнему порознь, из разных районов столицы и в разное время. Одни в самый день переворота, другие - за сутки, и командир одного такого отряда рассказывал впоследствии, что в то раннее утро "во всем дворце не было ни души... ".

Один из юнкеров потом писал, что его поставили в караул с двенадцати до двух часов ночи "у двери, ведущей в зал заседаний правительства, рядом с кабинетом Керенского, который... был в своем несменяемом коричневом френче...". Потом его же послали разыскивать министра Кишкина, "руководившего защитой дворца". Юнкерам из инженерных училищ было срочно поручено из штабелей дров, заготовленных для предстоящих холодов, построить на Дворцовой площади баррикады. При расстановке постов "юнкерам вменялось в обязанность самое осторожное обращение с вещами, находящимися в комнатах дворца..." . А их было более тысячи, и многие пришлось запереть.

Первой атаке подверглась редкая цепь юнкеров, выдвинутая для защиты Зимнего снаружи. Толпы солдат и матросов открыли беспорядочный огонь, и юнкерам пришлось отступить во дворец. Вход в ворота преграждал захваченный броневик, который открыл по наступающим меткий огонь. Женский батальон, успевший занять баррикады, тоже начал отстреливаться. Атакующие толпы приостановились. Наступила заминка. Ею воспользовались большевики, которые выслали парламентеров. Они обратились к членам Временного правительства с предложениями о сдаче. В случае отказа обороняющимся недвусмысленно угрожали "кровавой репрессией".

Между тем часть осаждавших просочилась во дворец с черного хода, по лестнице, которая очень давно не использовалась и о существовании которой никто не догадался предупредить защитников Зимнего. Об этом им сообщила взволнованная сестра милосердия, прибежавшая с верхнего этажа, где с 1915 г. размещался госпиталь. Начался форменный "комнатный" бой. Теперь уже никто не знал, где нападающие, а где защитники.

Революционных матросов невозможно было остановить: они проникли в обширные царские винные погреба. Началось "┘поголовное пьянство┘ и грабят ценное историческое имущество, рвут со стен гобелены, хватают ценный севрский фарфор, сдирают с кресел кожаную обивку┘", - свидетельствовал годы спустя один из бывших юнкеров.

Что же в это время происходило на баррикадах перед дворцом? Они продолжали держаться. По ним велась залповая стрельба, но "┘ женский ударный батальон отбивает наседающих┘ крепко держит доступы к Дворцу┘". Атакующие предпринимают последний штурм. "┘Пьяная ватага, почуяв за баррикадами женщин, старалась вытащить их на свою сторону. Юнкера их защищали┘ большинство ударниц все же попали в лапы разъярившихся матросов и солдат. Всего, что они с ними сотворили, - я описать не могу - бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы и, при посредстве воткнутых в них штыков, посажены вертикально на баррикады".

А как же уцелевшие юнкера? "Кому удалось скрыться и выйти из Зимнего - их искали после", - констатирует очевидец.

Сестра отца - Ирина вспоминала потом, как в ту тревожную ночь встретили Николая на улице и по дороге домой умоляли снять погоны. Он отказался, и тогда погоны прикрыли башлыком. Дни проходили в тревоге, в ожидании "возмездия". Оно не заставило себя долго ждать. Списками защитников Зимнего "заинтересовались", и вскоре группа вооруженных матросов и солдат вломилась в петербургскую квартиру Каменских. От расправы отца спасла случайность. Незваные гости, стоя в дверях, правильно назвали фамилию и имя, но перепутали отчество. "Нет тут никакого Николая Петровича", - отрезала, не растерявшись, прислуга Устинья, выталкивая пришельцев вон. Ее решительность заставила пришельцев ретироваться (впоследствии Устинья осталась в семье домработницей).

Но жить дома бывшему пажу было опасно. Сначала его скрывали в больнице: держали под чужой фамилией на койке больного, умершего от тифа. Однако облавы шли и в больницах, поэтому из Петрограда следовало поскорее уезжать.

Николай покинул родной город и на полулегальном положении осел в Москве. Там ему, двадцатилетнему молодому человеку, удалось поступить в Лазаревский институт восточных языков. Он старался не привлекать к себе внимания, что было трудно из-за его удивительных лингвистических способностей. "Знание языков давалось ему шутя", - утверждала Ирина Сергеевна. В институте Николай нашел супругу. Это была его однокурсница Римма Евгеньевна, урожденная Канделаки, дочь московского адвоката, жившего на Пречистенке. Но для молодоженов обстановка в Первопрестольной также становилась беспокойной; к тому же тесть-юрист не хотел признавать советского права. И потому обе семьи переехали из Москвы в далекий Тифлис.

В Грузии, где советская власть установилась позднее (1921 г.), жизнь казалась размеренной и относительно безопасной. "В те времена много представителей русского дворянства бежали сюда, - пишет Фазиль Искандер, - ...это было своеобразной полуэмиграцией из России. Их здесь почти не преследовали, как почти не преследовали и местных представителей этого сословия. Я думаю, здесь сказались и закон дальности от места взрыва, и более патриархальная традиция всех сословий, которой... подчинялась и новая власть. Настоящее озверение пришло в 1937 году, но тогда оно коснулось всех одинаково".

В 1923 г. там, в Тифлисе, у Николая и Риммы Каменских появился на свет их единственный сын - автор этих строк. Вскоре Николая Сергеевича с семьей направили в заграничную командировку в Иран, где он проработал около двух лет. По возвращении он трудился в различных республиканских учреждениях Грузии, в том числе старшим экономистом наркомата торговли (1938 г.), старшим научным сотрудником Музея искусств (1939 г.). Но в свободное время пополнял свою библиотеку книгами по специальности - восточным языкам и восточной литературе - главному делу его жизни. Мать рассказывала мне, как два раввина, завидев на улице отца, вежливо приветствовали его, и один другому сказал: "Вот дворянин, славянин, христианин, а древнееврейский изучил лучше нас с вами".

Но тут в судьбе скромного востоковеда произошел новый неожиданный поворот. Ему предложили стать кадровым командиром Красной Армии, хотя трудно сказать, как именно он попал в поле зрения штаба Закавказского военного округа. По-видимому, Разведывательное управление РККА крайне нуждалось в высококвалифицированных специалистах-переводчиках. Теперь отец шел на службу в военной форме; на петлицах у него было по одной капитанской "шпале". Но с тех пор сделался еще молчаливее. Правда, думаю, каких-либо сомнений в правильности сделанного шага Николай Сергеевич не испытывал: не являясь сторонником нового общественного строя, он добровольно вступил в Красную Армию, так как был готов отдать свои знания и силы для защиты страны от внешних врагов, в этом он видел свой воинский долг перед Отечеством.

22 июня 1941 г. застало Николая Каменского в том же штабе ЗакВО, войска которого продолжали оберегать южные рубежи СССР. Вскоре отец включился в организацию нового дела - ввода частей Красной Армии в Иран 25 августа 1941 г., поскольку Москва не очень доверяла Тегерану. Вот небольшое наблюдение. Летом 41-го в школу младших командиров, где учился и я, проходя ускоренный курс подготовки радиотелеграфистов, прислали роту, состоявшую из азербайджанцев. Их в еще более сжатые сроки, чем нас, по существу наспех, обучали радиоделу, чтобы потом распределить по десантным группам, предназначавшимся для заброски в Иран (для захвата мостов и железнодорожных узлов) до подхода основных сил РККА. В подготовке и проведении этой операции, кстати, почти неизвестной до сих пор, участвовал и отец.

На Кавказе, еще не ставшем прифронтовой территорией, в это время появился эвакуированный Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯКА). Николая Сергеевича пригласили на работу в это военно-учебное заведение. Вместе с вузом отец переехал сначала в Баку, а затем в Москву (1943 г.). Он временно остановился у своей сестры Ирины Сергеевны. Здесь мы с ним и увиделись во время войны. Нашу воинскую часть перебрасывали с одного фронта на другой через столицу. Я получил отпуск на один день. Встреча была, с одной стороны, радостной: я отвык не только от отца, которого нашел поседевшим, но еще вполне бодрым, не только от близких мне людей, но даже от асфальта под ногами, от окон, уже не затемненных обязательной светомаскировкой, от уютной лампы под абажуром над столом. Вместе с тем было и грустно. Я ощущал перед Ириной Сергеевной нечто вроде вины за то, что ее сын, мой друг детства и двоюродный брат Валя. погиб, а я - нет.

В ВИИЯКА отец служил до конца жизни. Он получил звание подполковника, приобрел большой авторитет. Начал заниматься наряду с педагогической и научной работой (по написанным им учебникам учатся до сих пор). Бывшие курсанты Военного института, с которыми мне приходилось встречаться в разное время, не сговариваясь, вспоминали прежде всего его на диво огромную эрудицию. Он и в самом деле знал очень много: историю не только того или иного языка, который преподавал (отец в совершенстве владел несколькими европейскими и восточными языками), но и народа, на нем говорящего, его религию, а заодно и философию этой религии. Но сам продолжал держаться в тени. В Коммунистическую партию, как это было принято в те годы в среде интеллигенции, он не вступил.

Погиб Николай Сергеевич трагически. 13 июня 1951 г. его нашли висящим в петле в комнате, где он жил. Военная прокуратура определила случившееся как самоубийство...

Вспоминая своего отца, я вижу его всегда сдержанным, корректным по отношению ко всем окружающим, в том числе и по отношению к своим близким. Он всегда держал дистанцию. Так ему легче было наблюдать, оценивать, размышлять. Как бы заняв круговую оборону, он бдительно охранял свою "внутреннюю территорию" от вторжения извне. Наверняка, слишком много потаенного хранила душа Николая Каменского - подполковника Советской армии и... графа, бывшего воспитанника Пажеского корпуса...

Граф Каменский Николай Сергеевич (1898-1952) был человеком самой таинственной жизни среди Каменских ХХ века. Он был ровесником века, камер-пажом, свидетелем революции, защитником Зимнего дворца, участником второй мировой войны, военным лингвистом, преподавателем, работал в ГРУ ГУГШ.

Родился граф в семье потомственного военного, его отец, граф Николай Сергеевич Каменский (1870-1951), стал во время первой мировой войны генерал-майором, а при Временных ему был присвоен чин генерал-лейтенанта ГУГШ, но получить он его не успел. Последняя должность его перед октябрьской революцией была: 2‑й Обер-квартирмейстер Ставки Верховного Главнокомандующего.

Николай был определен в самое элитное военное заведение - в Пажеский Его Императорского Величества Николая II корпус в СПБ. В соответствии с правилами, введенными еще при Императоре Николае I, в пажи зачислялись только дети лиц первых трех классов табели о рангах (не ниже генерал-лейтенанта или тайного советника). Зачисление в Пажеский корпус каждого кадета производилось только по Высочайшему повелению. Обучение в корпусе было платным, но к 100‑му юбилею 1812 года Государь Император Николай II издал указ, позволяющий потомкам участников Отечественной войны 1812 г. получать бесплатное военное образование. В списке пажей дед значился под номером 12 - «Гр. Каменский 4-й Николай». Рассказов об обучении и молодых годах деда было мало, по рассказам отца, он был немногословным человеком, особенно в советское время.

Конец карьеры для будущего камер-пажа графа Николая Каменского ознаменовался октябрьской революцией и концом тысячелетней Империи. Вместе с юнкерами граф был отправлен на защиту резиденции Временного правительства - Зимнего дворца. Вспоминать об этом дед не любил, много было там крови и ужаса. Утром пришел к баррикадам, где были кадеты, генерал и объявил, что Зимний пал и правительство низложено. За пажами, лежавшими на мешках с песком с винтовками и не желавшими покидать позиции, к вечеру пришли многие родители. Графа тоже увела мать вместе со старшей сестрой, уговаривая снять золотые погоны, - по Питеру шли облавы и расстрелы. Но юный граф наотрез отказался, разрешал лишь на время прикрыть погоны офицерским башлыком. После ночного штурма весь революционный и матросский Петербург был занят поиском оборонявших Зимний пажей, которых, найдя, расстреливали на месте. Другие защитники Зимнего - женский отряд Георгиевских кавалеров «Батальон смерти» Марии Бочкаревой - были растерзаны при штурме.

Домой к Каменским пришли матросы с обыском, но домработница по имени Устинья нагло вытолкала их, сказав: «тут такой не проживает». Впоследствии она осталась жить в семье до конца своих дней. Родители, ожидая повторный приход, тут же положили пажа в больницу, где под видом больного тифом, весь забинтованный, он пережил волну арестов. Больной, на месте которого он лежал, как сейчас помню по рассказам бабушки, был по фамилии Иванов, он уже умер, но знакомые врачи не подали его в списке. Проверяющие патрули, ходившие по больницам регулярно, обходили койки тифозных подальше. Вообще в то время в стране и в столице был большой «кавардак», и никто ничего еще не понял тогда, что на самом деле произошло. Юный граф был из старинной военной семьи и был соответственно закален: любые неприятности и опасности воспринимались им как должное. Приключений и опасностей на его недолгую и полную перипетий жизнь пришлось немало, он пережил революцию, избежал репрессий, прошел войну, при этом всегда находился под колпаком спецслужб, жил в огромном напряжении, оставался при этом патриотом, продолжая выполнять свой дворянский и военный долг, как он это понимал.

После революции семья переезжает в Москву, где отец юного графа становится преподавателем в Военной академии, которая тоже переезжает в Москву вместе со столицей нового государства. Воспользовавшись статусом отца и полной неразберихой, Николай, скрыв свое происхождение, поступает в Лазаревский институт восточных языков. Незаметный и старательный студент, говорящий с детства по-французски, изучавший в корпусе немецкий и английский, он делает успехи в освоении иностранных языков. Востоковедение станет его профессией на всю жизнь, поможет ему и его сыну во время новой мировой войны. В институте он знакомится со студенткой Риммой Евгеньевной Канделаки, дочерью московского преуспевающего адвоката, собирателя и знатока русской живописи.

Вскоре они поженились и по окончании института уехали с семьей невесты в Грузию, тогда независимую страну.

Мать невесты Наталья Львовна, урожденная баронесса фон Ребиндер, представительница московской знати, хранительница традиций, воспитывает своих дочерей в светском духе, и обе они делают хорошие партии - одна выходит замуж за русского графа Николая Каменского, другая - за грузинского князя Давида Абашидзе. А за окном в это время бушуют революция, реформы общества, новые веяния и новый век. В семье Канделаки все так, как и сто лет назад: церковные праздники, прислуга, в быту говорят по-французски и обедают в столовой. Род Канделаки был древним, греческим, он вышел в Грузию с о. Крит еще в IX веке. Все предки Риммы Евгеньевны были из духовной среды, среди них было много известных священников и митрополитов. Отец невесты, Евгений Васильевич, богатый московский адвокат, друг Грабаря, Морозова и Третьякова, вывез с собой в Грузию половину своей коллекции картин, а вторую часть пришлось «пожертвовать» в Третьяковскую галерею. Таковы были жесткие законы культуры того, «нового» времени.

В 1923 г. в солнечной Грузии у них рождается сын Николай, наследник и продолжатель рода, мой отец. Николай Николаевич был крещен в храме Святого Георгия неподалеку от их дома. Семья спокойно жила на средства от проданных картины, хотя все работали: Евгений Васильевич преподавал, стал профессором коневодства в Тифлисской сельскохозяйственной академии, Николай Сергеевич - научный сотрудник, работал в музее, в отделе восточных культур, женщины по традиции занимались домом. В 1923-24 гг. Николай Сергеевич работал в Иране, переводчиком в посольстве Грузии. После работы в Иране граф стал старшим научным сотрудником в Музее искусств республики Грузия.

Эту неторопливую и размеренную жизнь прерывает начавшаяся в Европе война. В 1938 г. Николая Сергеевича в музее нащупала военная разведка штаба Закавказского военного округа. К нему пришли сотрудники в штатском и предложили заняться переводами с персидского и турецкого, взяв подпис­ку о секретности и неразглашении. Через некоторое время они предложили ему вернуться к военной службе, пройдя аттестацию на чин офицера, учитывая прежнее военное образование.

На Россию вновь надвигалась мировая война, и теперь кадровые специалисты в армии были нужны. Развед­управление штаба округа гарантировало семье защиту от органов Госбезопасности, что было тогда вполне возможно. Вообще надо сказать, что военная среда, особенно военная разведка, на больший процент состояла из «бывших», занимавших активную патриотическую позицию. Они явно не любили политические спецслужбы, которые постоянно мешали им работать, то выполняя чей-то социальный заказ, то просто сводя счеты. Николай Сергеевич, что в то время было невероятно, поставил условие: чтоб его отца, царского генерала, оставили в покое.

Ясно было, что он договаривался с кем-то из своих, из «бывших». С тех пор он стал еще молчаливее и приходил домой в форме капитана штаба округа. В штабе ЗАКВО он работал в отделе иностранных армий и занимался военным переводом. Лишь спустя годы я узнал, что его устройство в военное ведомство состоялось не случайно: начальником Штаба Закавказского военного округа был тогда полковник Ф. Толбухин, дворянин, старый знакомый графа Сергея Николаевича, штабс-капитан Штаба ЮЗФ, кавалер и участник Брусиловского прорыва. Толбухин окончил Академию, был студентом прадеда, в советской армии сделал блестящую карьеру. Стал генералом, командующим армией, командующим фронтом, маршалом, взял больше всего иностранных столиц, оккупировал Румынию без крови, стал кавалером ордена «Победа». Взял Вену раньше на месяц, чем войска Жукова вступили в Берлин, но из-за того, что он был из «бывших», его имя не очень популяризировалось в советской истории, его образ разрушал доктрину «кухарки, управляющей государством».

В 1941 г. именно Толбухин готовил план по вторжению армии в Иран, получивший кодовое название операция «Согласие». Это была единственная наступательная экспедиция советской армии в первые годы войны. Штабу округа для этого нужны были специалисты по языку и по стране, а дед в Иране работал до войны и обладал уникальным опытом для военной разведки. Кроме того, семьи их были знакомы до революции. Операция была выполнена блестяще: успешно войдя в Иран, Россия соединилась с армией Великобритании, у союзников образовалась общая граница, давшая возможности установления коридора для поставок по ленд-лизу. Кроме того, была устранена угроза вторжения противника на юг к месторождениям нефти в Баку и в Иране. Мы знаем об этом малоизученном и секретном периоде войны по фильму «Тегеран-43».

В этот момент на Кавказ переводится созданный перед войной Институт военных переводчиков, который по существу является засекреченным центром по подготовке военных разведчиков. Директором института ВИИЯКА назначен старый знакомый по Тифлису графа Николая Сергеевича военный лингвист, разведчик, генерал-майор Н. Н. Биязи (1893-1973), личность легендарная. Основателем и вдохновителем института в Москве был генерал-майор граф А. А. Игнатьев (1877-1954), бывший паж, кадровый военный разведчик Императорской армии, сослуживец графа-отца по русско-японской войне. Он был советником Главкома и стал инициатором возвращения старых званий и погон в армию (решение от 23.10.1942). В это же время на Кавказ переводят восточный факультет Военного института иностранных языков, и граф Николай Сергеевич приглашается туда, как один из первых его первых преподавателей.

Кроме работы по формированию ­кадровых офицеров военной разведки, сотрудники института принимали участие в создании специального отряда горных кавказских стрелков. Эта малоизвестная в истории спецоперация закончилась полным успехом и разгромом особенной части противника, о которой написаны тома книг и история ее хорошо изучена. История же отряда победителей мало известна из-за засекреченности этих материалов. Горный отряд был сформирован из специально прибывших на Кавказ спортсменов - альпинистов, снайперов, лучших стрелков из местных кавказцев, охотников, хорошо знавших ландшафт Кавказских гор. Возглавлял формирование отряда директор Института военных переводчиков генерал-майор Н. Н. Биязи, известный спортсмен, альпинист и отличный стрелок. К формированию привлекались преподаватели, переводчики, знавшие кавказские языки и наречия, историю Кавказа и сложные взаимоотношения горских народов. Отряд создавался, чтобы противостоять знаменитой горно-пехотной дивизии «Эдельвейс», состоявшей из немецких профессиональных спортсменов, разведчиков и диверсантов, прорывавшейся к нефтяным месторождениям Майкопа, Грозного и Баку. Обычно в истории войны считается, что основной удар армии вермахта наносили на Москву и Петербург (Ленинград).

Но это не так, Гитлер сам признавал: «Если мы не захватим нефтяные источники Кавказа, я должен буду предстать перед тем фактом, что мы не можем победить в данной войне». Эта малоизвестная горная снайперская война окончилась полной победой, противник отступил из-за больших потерь, и операция по проникновению и захвату нефтяных баз и месторождений на Кавказе была обезврежена. У рейха остался лишь один источник нефти - румынский Плоешти, но и он скоро в результате действий военной разведки иссякнет. После разгрома «Эдельвейса» отряд кавказцев расформировался, а институт переехал в Москву и обосновался в Лефортово (1943), где Николай Сергеевич получил служебную квартиру.

В своем институте дед работал до конца своей жизни. Теперь он преподаватель, автор нескольких книг по военному переводу, все с грифом ДСП. В партию он не вступал, в анкетах всегда писал о своем происхождении, последнее звание имел подполковник ГРУ, знал 19 языков, был специалист по восточным и кавказским языкам и культуре. Какие были у него награды и были ли вообще - в семье никто не знал, хотя он был кадровый офицер и участник войны.

После победы в войне влияние «бывших» в армии и в разведке перестало быть таким необходимым. Кроме того, в конце войны умер их покровитель маршал Б. М. Шапошников (1945), вскоре ушел в отставку куратор института генерал-лейтенант А. А. Игнатьев (1947), ушел с поста руководителя института генерал-лейтенант Н. Н. Биязи (1947).

Над Николаем Сергеевичем стали сгущаться тучи, он говорил моему отцу, что за ним идет постоянная слежка. Умер Николай Сергеевич рано, в 1952 г., в 54 года, при странных обстоятельствах в военном городке в Лефортово, в своей служебной квартире. По вопросу его смерти Военная прокуратура вызвала его сына на допрос. Следователь задавал разные беспристрастные вопросы, но среди них был один ключевой: «был ли ваш отец странным человеком?..» Отец мне рассказывал, что в этот момент у него сжалось сердце, он понял, что стоит на тонком канате. «Да, - он ответил, - он был замкнутым и нелюдимым…». Следователь удов­летворенно кивнул и сказал: «идите, мы вас, если надо, вызовем». Отпевание графа прошло в Москве, похоронен он в Донском монастыре. При начале церемонии приглашенный священник, посмотрев свидетельство о смерти, испуганно замотал головой, но Ирина Сергеевна, сестра деда, урожденная графиня Каменская, подошла к нему и, взяв под руку, отвела в сторону. После их короткого разговора он кивнул, и отпевание состоялось…

Нам, своим детям, отец мало и скупо рассказывал о своем отце, говорил только, что мы можем подойти к нему запросто и спросить, что мы хотим, а вот он, когда был маленький, не мог себе такого позволить. Его отец держал всегда и со всеми дистанцию и был неприступен, «его нельзя было», как выразился отец, «похлопать по плечу». Дед был лингвистом, арабистом, кроме европейских языков знал арабские и группу кавказских языков, интересовался историей восточных религий и философией, собирал редкие книги. Бабушка рассказывала, что, когда в 1920‑е годы у них был обыск, пришли странные бородатые люди в черных кожаных плащах, осмотрели тщательно библиотеку деда, изъяв при этом многие книги. Николай Сергеевич сидел во время обыска на стуле и был недвижим. Когда они ушли, он встал, и оказалось, что он сидел на книге, которую считал наиболее ценной в своем собрании. Подойдя к шкафу, он увидел, что они забрали самые редкие и ценные книги и теперь коллекцию восстановить бесполезно. При этом он добавил, что, если бы нашли ту книгу, на которой он сидел, им бы всем не поздоровилось.

Каменский Николай Николаевич (1923-2010) был самым удачливым в ХХ веке, сложнейшем для семьи периоде России. Родился и провел детство он в Тифлисе, где семья жила в полу-эмиграции. Грузия тогда отделилась от России, создав свое государство Конфедерацию Закавказья. Конфедерация выпускала свои денежные знаки, в семейной коллекции сохранились те купюры с огромным количеством нулей. Жизнь в Тифлисе была мирной, отец с детства рисовал, играл на фортепьяно, учил французский с баронессой Н. Л. фон Ребиндер, бабушкой по матери.

В конце школы уехал с матерью в Москву, где мировая война застала его на выпускном вечере. Мать срочно отправила его в Тифлис, где в штабе ЗАКво служил его отец. Николай пришел добровольцем в военкомат, бу

дучи 17 лет от роду. По протекции отца он попал в разведшколу в горах, в Акбулахе, где обучался на радиста. Основными их преподавателями были опытные морские радисты, снятые с кораблей ВМФ и отправленные в тыл на преподавательскую работу. Ничего удивительного в этом не было, потому что впервые радиоразведка в России возникла на Тихоокеанском флоте в русско-японскую войну 1904-1905 гг. Создателем ее являлся знаменитый вице-адмирал С. О. Макаров (1848-1904), и сначала применялась она только военно-морским флотом Российской Императорской армии. После революции и возникновении РККА в 1918 г. в составе Регистрационного управления (военная разведка) было создано первое подразделение радиоразведки для сухопутных частей армии. В 1930‑е гг. радиоразведка обрела самостоятельность, ее подразделения вывели из частей связи и передали в Разведупр Штаба РККА, где организовали целый отдел радиоразведки. Он руководил отдельными дивизионами особого назначения (ОРД ОСНАЗ), которые в годы Великой Отечественной войны стали основной организационной единицей.

Отец рассказывал, что в конце курса обучения к ним пришел неи

звестный человек в довоенной военной форме и принес патефон. Поставил пластинку, где были записи радиопередач в азбуке Морзе, и предложил найти отличия и совпадения. Несколько курсантов быстро запомнили все и прокомментировали. Отец, обладая абсолютным музыкальным слухом, легко ориентировался в мире звуков и тоже заметил отличия. Таинственный человек записал их фамилии, и вскоре эту группу отделили от основного потока и начали интенсивно готовить. Им объяснили, что, как более способных, их раньше отправят на фронт (тогда это считалось почетно!). Курсант Николай Каменский был определен в 513‑й ОРД ОСНАЗ СВГК (Отдельный Радиоразведывательный Дивизион Ставки Верховного Главнокомандования). Дивизион занимался радиоразведкой и радиовойной, он был засекречен и не подчинялся ни армиям, ни фронтам, а докладывал только в Ставку, за всю войну таких дивизионов было создано всего два или три. Дивизион выдвигался к полосе фронта на нескольких грузовых машинах или ее пересекал, занимался пеленгом, вел радиоохоту за радистами противника.

Поскольку радисты противника всегда находились при штабах, которые перемещались в связи со стратегическими задачами армии, это давало ценнейшие разведывательные сведения для командования.

Николай Николаевич прошел с дивизионом всю войну. По его рассказам, начало войны не было героическим, было много путаницы и неразберихи, войска оскорбительно безропотно откатывались назад. Приказы приходили туда, где уже не было войск, а снаряды привозили не того калибра. Немецкая военная машина работала как часы, шахматными ходами проламывая оборону противника, захватывая плацдармы и образуя огромные котлы. Лишь потом у них и научились воевать, и начали их же бить.

Дивизион отступал в составе Крымского фронта (1941), Северо-Кавказского фронта (1942), а когда командующим Северо-Кавказским фронтом (май - август 1942 года) стал маршал С. М. Буденный, войска начали бежать. Остановили их специально созданные заградотряды НКВД. Вид, как описывал отец, у них был сытый, в руках автоматы, тогда как у армии были только винтовки, сзади отряда стояли противотанковые ежи. Армия нехотя поворачивалась назад, имея у себя в тылу чекистов, которых боялись тогда больше немцев. Фронт Южного направления защищал нефть Кавказа, которая была так нужна армиям противника: немцы рвались к «черному золоту» двумя путями - вдоль черноморского побережья и через горы Кавказа. 1 июня 1942 года Гитлер сказал фельдмаршалу фон Боку, командующему группой армий «Юг»: «Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, я должен буду закончить эту войну». У отца была медаль «За оборону Кавказа» (1944), которой он особо гордился.

Наступил вскоре перелом в войне, дивизион воевал в наступавшей Черноморской группе войск Закавказского фронта (1943), в составе 3‑го Украинского фронта (1944), 4‑го Украинского фронта. Дивизион шел вместе с войсками, которые освобождали от румынской армии украинские города Николаев, Мариуполь, Мелитополь, Херсон, Одессу, занимали и Румынию, входили в Польшу, шли сквозь Восточную Пруссию, штурмовали Кенигсберг.

В начале войны армия испытывала трудности со всеми видами снабжения, и основным дефицитом для солдат были табак и сигареты. Отец закурил на войне и вспоминал в связи с этим забавные истории. Все курили махорку и использовали бумагу, которой крайне не хватало. На «самокрутки» шли немецкие листовки, которые печатались на качественной бумаге, но сбор и прочтение вражеских листовок во время войны карались смертной казнью. Бравые курильщики с риском для жизни либо ползли под неприятельским огнем, чтобы добыть сигареты у убитых солдат вермахта, либо рисковали быть расстрелянными сотрудниками «Смерша», тайно собирая листовки врага и отрывая у них поля для кручения папирос. Содержание листовок и немецкая пропаганда к началу войны уже не были понятны советским солдатам. Лозунг листовок «Бей жида-политрука, рожа просит кирпича» не понимала молодежь образца 41‑го, так как весь еврейский состав первого правительства, на который намекали немцы, был расстрелян еще в 30‑е годы. Газеты поступали в армию регулярно и раздавались солдатам политработниками, но использовать их для самокруток строго запрещалось, до тех пор, пока их не прочтут и политрук не вырежет из них портреты членов правительства, иначе грозила, как тогда говорили, «статья».

513‑й радиоразведдивизион в 1944 г. стоял у границ Румынии, в которую с 1941 г. входили Молдавия и часть Украины (города Бендеры, Кишинев, Одесса и Николаев). Благодаря работе радистов дивизиона была засечена личная радиостанция короля Румынии Михая I (р.1921), тайно искавшая связь с русскими радистами и их командованием.

Получив от радиодивизиона Особого назначения очень странную информацию, Ставка сразу одобрила секретные переговоры, и вскоре по рации была разработана спецоперация по захвату советским десантом военного диктатора Румынии. Личный самолет короля из столицы прилетел на дальний аэропорт около границы и тайно принял советский десант, переброшенный туда с той стороны фронта. В салоне самолета десантники переоделись в форму королевских ВВС и, приземлившись в Бухаресте, незаметно сели в автобус и проникли во дворец короля. Туда под благовидным предлогом был срочно вызван военный диктатор, маршал Ион Антонеску (1882-1946), союзник вермахта. Ему было предложено, оставив охрану, пройти по приглашению секретаря в кабинет юного короля, а в соседнем зале сидели переодетые королевскими летчиками диверсанты. Диктатор после отказа капитулировать был схвачен и арестован русскими десантниками. Около входа в зал королевскими карабинерами была разоружена его личная охрана. На самолете Антонеску был вывезен в зону советских войск и оттуда переправлен в Москву. Так произошел государственный переворот в Румынии, и король объявил, что страна прекращает войну, пустив без единого выстрела советские войска. Румыния вышла из коалиции и перешла на сторону союзников, продолжив войну против своего бывшего соратника - Австрии. У немцев исчез последний источник топлива: нефтяные месторождения Румынии в Плоешти, снабжавшие горючим армию в течение всей войны, были без боев отданы противнику. Получалось, что после не­удачной попытки прорыва на нефтяной Кавказ вермахт получил контрудар по нефтяным запасам Румынии. После этого Германия стратегически была обречена. Это событие широко не обсуждалось историками и нашло отражение лишь в фильмах о последнем периоде войны, где автомашины высших чинов вермахта ездят на паровых двигателях или на дровах.

За освобождение территории от румынских войск сержант Н. Каменский получил медаль «За отвагу». Король Михай I уехал в Швейцарию, получив сразу после войны высший советский военный орден «Победа». На сегодняшний день экс-король является единственным из живых его кавалеров. Отец рассказал мне эту историю лишь в конце 90‑х годов, с усмешкой добавив, что Каменские воевали за княжество Румынское еще с турками и в XVIII в., и в начале XIX в.

Их часть из Румынии вскоре перевели в Польшу, где они участвовали в освобождении Варшавы, оттуда дивизион был переброшен в Восточную Пруссию. Его 513‑й ОРД ОСНАЗ (в/ч 39570) прибыл в Пруссию из состава 2‑го Белорусского фронта. Вместе с другими подобными радиочастями он имел задачу по глушению радиостанций противника, нарушая их систему координат и передачи приказов.

Генералы для кровавого штурма Кенигсберга мобилизовали всех штабных и даже радистов. При штурме отец получил от снайпера тяжелое ранение в область сердца (март 1945 г.) и был отправлен в тыл, в госпиталь в Новосибирск. В мемуарах он писал: «Обидно, что случилось это незадолго до победы и конца войны, всего за 44 дня!»

Войну Николай Николаевич закончил в звании старшего сержанта, отличника-радиста, имел награды. Пос­ле войны, как доброволец, был оставлен в армии на срочную службу, год дослуживал срочную службу в оккупированном Берлине (1946 г.).

После войны он легко поступил в элитарный московский институт - ИВТ (Институт внешней торговли). Пользуясь льготой фронтовиков, сдал всего один экзамен - французский, чем вызвал крайнее удивление преподавателей. Педагог, поставивший ему «отлично», заподозрил неладное и спросил: откуда у него, у фронтовика-солдата, такое поставленное произношение? Отец, всегда готовый к неожиданностям, мгновенно отреагировал: «во время войны был радистом, слушал все радиостанции и французские тоже, вот приноровился…». После института, который окончил с красным дипломом, отец работал в Инспекции при Министерстве и вскоре был командирован в торгпредство СССР в Бельгии. С этой страной его связывала вся профессиональная жизнь, он даже написал о ней книгу, в общей сложности прожил в ней всего около 10 лет. Как экономист- международник, он защитил кандидатскую диссертацию, занимался странами Бенилюкс (Бельгия, Нидерланды, Люксембург), которые создали союз, ставший прообразом Общего рынка. Предсказал еще в 1960‑е объединение европейских стран и создание Евросоюза. Последняя его должность - Ученый секретарь Всероссийского Научно-Исследовательского Конъюнктурного Института МВТ. Там он заведовал аспирантурой, готовил кадры, выпустил не один десяток дипломированных экономистов‑международников.

Женат он был на Людмиле Серафимовне Андреевой–Халютиной (1928-2008) из старинной дворянской семьи, ведущей линию от древнего франко-итальянского рода де Скюдери. Главой семьи моей матери была моя прабабушка С. В. Халютина, актриса МХАТа, педагог, имевшая до революции свою частную театральную студию. Ее дочь, моя бабушка Е. А. Андреева-Халютина (1904-1975), теща моего отца, оказала на меня большое влияние. У них было свое имение в Туле, ее родители дружили с графом Л. Н. Толстым, она оставалась всегда дворянкой, никогда этого не скрывавшей. Часто беря меня за руку и ведя гулять по старому центру, где мы жили, она вдруг останавливалась и начинала громко говорить по-французски, не замечая никого. На другой улице останавливалась какая-то милая старушка, ее знакомая, и они начинали громко переговариваться. Проходившие по тротуару люди вжимали головы в плечи, быстро скользя мимо. Тогда еще можно было встретить в Москве людей «из бывших», и москвичи их узнавали.

Жили мы в Рождественском пер. (ул. Станкевича), в старинном доме, в принадлежавшей их семье двухэтажной квартире, с лепниной и высоченными потолками, которая была уплотнена и превратилась в коммуналку из 40 человек. Бабушка тогда жила напротив, через Тверскую улицу, в доме-музее МХАТа, в квартире своей матери, где до старости имела свою домработницу, никогда не занималась хозяйством.

В жизни она была переводчиком с английского, преподавателем в ИНЯЗе, подрабатывала к пенсии, приглашая домой учеников. Знаменита в семье она была тем, что была участницей войны. Отправив свою дочь и мою мать в эвакуацию, она рвалась на фронт, ее дед В. Л. Халютин был генерал-лейтенантом от артиллерии, и она считала, что все дворяне должны воевать. В 1943 г. наконец, обивая пороги военкоматов, она добилась своего - ее пригласили работать переводчиком в штабе и отправили на фронт. С началом поставок по ленд-лизу и открытием второго фронта понадобились англоязычные переводчики. Она была одним из первых русских переводчиков‑синхронистов, работавших после войны на знаменитом Нюрнбергском процессе (1945-1946). Муж ее С. Г. Пруссов, мой дед по матери, с ними не жил, он был художником-импрессионистом и не признавал советские нормы в искусстве. Женившись второй раз, он имел другую семью, хотя с его второй дочерью, моей тетей, все мы общались и дружили.

Наш отец с матерью жили удивительно дружно, они справили золотую свадьбу, имели троих сыновей.

На покое отец занялся историей рода, при нем состоялись первые визиты семьи в Орел, начались раскопки в фамильном имении в с. Сабурово. В результате в храме был найден старинный склеп - останки нашего предка, фельдмаршала графа М. Ф. Каменского (1738-1809). Отец много контактировал с местными жителями, с интеллигенцией и с администрацией, со всеми легко находя общий язык. Никогда не забуду одну сцену. Когда мы впервые посетили родовое имение, то жители села выстроились в очередь и подходили к отцу, низко кланяясь по очереди. Один из них сказал: «Где вы раньше были? Нам без вас было очень плохо…».

После визита в имение предков отец продолжал работу над дневниками своего деда, генерала С. Н. Каменского, и в результате написал книгу «Девятый века на службе России». - М., 2004. Занимался он активно общественной работой на ниве Дворянского собрания, завел много новых знакомых и друзей, вел обширную переписку с музеями и архивами в разных городах. Последней его наградой стал крест Дворянского собрания за преданность монархическим идеалам.

Умер Н. Н. Каменский в 2010 г., похоронен на кладбище Ракитки Московской области. Отпевали его в Храме Животворящего Источника в Царицыно. на кладбище, как майора запаса и инвалида ВОВ, его провожали салют военного караула и оркестр из курсантов военного училища. Отец играл в нашей жизни какую-то особенную, главенствующую роль.

При этом он оставался неприхотливым человеком, не требовал особого внимания, но всегда получал его, потому что его таинственное влияние на окружавших его людей было безгранично. Они подчинялись ему с полуслова и всю жизнь старались сделать то, о чем он изысканно их просил. Его оружием всегда были обезоруживающая вежливость и изысканность речи, которая в советское время звучала как отрывки из старинной пьесы или сказки. Как-то параллельно с вежливостью он обладал огромной, пространство образующей волей и никогда не менял своих решений. Вежливость и воля образовывали его собственное пространство и создавали дистанцию, которую он не давал сокращать никому, даже своим детям. У нас в семье между всеми всегда соблюдались дипломатические и несколько протокольные отношения, подчеркнутое уважение, и мы, братья, в общении между собой старались наследовать этот принцип.

Граф Алексей Каменский

Довольно известная достопримечательность Орловского края - Сабуровская крепость, она же усадьба известнейшего полководца фельдмаршала и графа М.Ф. Каменского в селе Сабурово. Это уникальный исторический памятник усадебной культуры России, ее возраст насчитывает свыше двух столетий . Ещё в конце 1790-ых - начале 1800-ых вокруг усадебных земель возводится монументальная ограда, стилизованная под крепостную стену с многочисленными башнями и «бастионами», протяженностью около двух километров. Стены крепости выстроены в восточном стиле, в форме турецкой крепости, как напоминания о русско -турецких войнах и сражениях, в которых участвовал сам граф. И не смотря на плачевное состояние, в наши дни эта крепость до сих пор способна поразить воображение человека своим величественным видом и необычной архитектурой .

Схема Сабуровского усадебного комплекса.

Осмотр начинаем с угловой башни, что расположена в западно-южной части усадьбы.

Трёхэтажная башня с коническим завершением и фрагментом стены.

Вход ограждают две симметрично расположенные пирамиды.

Загадочные пирамиды использовались как ледники для хранения продуктов. Странная геометрическая форма холодильников объясняется тем, что все сооружения Сабуровской крепости повторяли своей конструкцией реальные строения турецких крепостей военного назначения. Например, в форме пирамид тогда строили пороховые погреба. Ну, а раз крепость никаких осад и нападений никогда не видала, и обороняться не собиралась, то вместо пороха там хранили мясо и другие запасы продуктов. Их клали летом и осенью на лёд, вырубленный еще зимой из речки Цон. Центральная часть села Сабурово с усадьбой и церковью находится на высоком берегу реки Цон.

Первоначально земли имения Сабурово принадлежали боярину Милославскому, потом перешли к братьям Андреановым (изначально сельцо Андреаново). А после - достались фавориту Петра I А.Д. Меншикову. В 1742 г. по указу императрицы Елизаветы Петровны село перешло Ф.М. Каменскому. После его смерти, в 1755 г. имение Сабурово было пожаловано его сыну - Михаилу Федотовичу Каменскому, который выйдя в отставку, в 1790-ых годах и принялся возводить эту грандиозную крепость.

Все эти необычные сооружения Сабуровского памятника истории имеют символическую роль, как памятник победам русского оружия под командованием М.Ф. Каменского в русско -турецких войнах.
Наиболее хорошо сохранилась северная часть стены с многочисленными башнями и прочими выступами.

Чтобы понять насколько велика личность М.Ф. Каменского ,

соратника Румянцева, Потемкина и Суворова, расскажу немного истории из его военной карьеры.
Военную службу он начал в 1757 г. волонтером французской армии. Впоследствии участвовал в Семилетней войне в чине капитана. В 1760 г. стал полковником - офицером русской армии и потом служил генерал-квартирмейстер-лейтенантом в корпусе Петра Румянцева. А в 1768, к началу русско -турецкой войны, получил звание генерал-майора. Затем Каменского назначили командовать бригадой в Первую армию князя А. Голицына. Боевой офицер и будущий фельдмаршал Каменский проявил свою доблесть в сражении под Хотином, был удостоен ордена святой Анны. Потом участвовал в осаде Бендер и лично вел своих солдат и офицеров на штурм крепости, за что был награжден орденом святого Георгия 4-й степени. Затем он был награжден орденом святого Георгия 3-й степени за боевые действия на берегу Дуная, и получил звание генерал-поручика. А в 1774 году Каменский командовал всем левым флангом русской армии.

С 1783 года Михаил Федотович Каменский исполнял обязанности генерал-губернатора тамбовского и рязанского. А в 1784 году ему присвоили звание генерала-аншефа . Когда началась вторая русско -турецкая война, Каменский принял командование корпусом во 2-й армии Румянцева и отличился в сражениях при Сакульцах и Ганкуре .

Однако, Каменский слыл человеком вздорным с крайне педантичным характером.«Личность бесспорно талантливая, но необыкновенно честолюбивый и крайне нервный в обращении с людьми, строгий служака и педант», — так характеризовали его современники. Когда он был рязанским и тамбовским генерал-губернатором, то на этом посту разругался и рассорился со всем местным дворянством, по просьбе которого Каменский был удален с этого поста. Во время Второй русско -турецкой войны Каменский последовательно разругался с П.А. Румянцевым, Г.А. Потемкиным и М.В. Каховским, в результате чего его постоянно отстраняли от командования, удаляли, перемещали и, наконец, отправили в 1791 году в отставку.

Вдоль северной стены так же расположены въездные ворота на территорию усадьбы.

Удалившись в своё родовое имение, Каменский принялся за строительство грандиозного усадебного комплекса. В конце 1790-ых годов началось возведение столь необычного в архитектурном плане сооружения. Даже сейчас, спустя 200 лет, стены усадьбы выглядят как настоящая крепость. Кроме чисто практического значения — ограждения усадьбы, башни использовались под различные службы (кузня, ледники, конюшня и т. д.). Внутри стен на площади 20 га был разбит регулярный парк и выстроены два каменных усадебных дома (от них сохранились лишь фундаменты).

Одна из двух круглых угловых башен, огибает/соединяет северную и восточные стены.

Своим скверным и чудоковатым характером отставной фельдмаршал прослыл на всю орловскую губернию. Что в последствии нашло отражение в литературе. Отрывок из книги М.И. Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы" (кон. XIX - нач. XX вв . ):
"За свои необычайные привычки, вспыльчивый и жестокий нрав прослыл чудаком орловский помещик фельдмаршал граф Михаил Федотович Каменский. По мнению современников, именно он явился прототипом князя Болконского, героя романа Л.Н. Толстого "Война и мир". Человек талантливый, знаток военного дела, он и в частной жизни стремился подражать Суворову. У себя в деревне фельдмаршал жил в своих комнатах совершенно один, в кабинет его никто не впускался, кроме камердинера. У дверей его комнаты сидели на цепи две огромные меделянские собаки, знавшие только его и камердинера. Ездил Каменский всегда в длинных дрожках цугом, с двумя форейторами и лакеем, сидевшим на козлах и имевшим приказание: смотреть на дорогу, не оборачиваясь назад. Честолюбивый Михаил Федотович очень оскорблялся всяким невниманием к его заслугам. Так, перед второй турецкой войной императрица Екатерина II послала ему в подарок пять тысяч золотом. Желая показать, что этот знак внимания слишком ничтожен, он нарочно истратил все деньги на завтраки в Летнем саду, которыми угощал всех, кто попадался ему на глаза..."

В восточной части усадьбы внутри двора находится необычное сооружение с арочными проёмами.

Старинный "коровник" для пасущихся здесь коровок.

Так же здесь обитают местный старожила, который и поведал нам все эти истории - безусый Кот...

И его друг - страшный Индюк.

Вдоль восточной стены.

Вторая круглая угловая башня.

Между рекой Цон и церковью Михаила Архангела было поле, которое назвалось Лобное место. Там граф порол крестьян и даже своего взрослого сына. И возможно, эти жестокие экзекуции стали причиной смерти самого Михаила Федотовича Каменского. Однажды граф запорол до смерти одного из своих крестьян. Прошло какое-то время. И вот, когда 12.08.1809 г. через главные усадебные ворота из крепости выкатились дрожки с Михаилом Каменским, из-за угла на него напал человек и зарубил графа топором. Поговаривали, что это месть родственников убитого графом крестьянина за его невинно загубленную душу. Кроме того, есть другая версия, что убийство графа Каменского организовала его любовница, которая не выдержала его жестокого обращения. Пятнадцатилетний убийца приходился ей родным братом. Похоронен граф был возле усадебной церкви, которую построил ещё в 1755 году его отец. После убийства графа по легенде более 300 человек были отправлены в Сибирь. А вообще во владении Каменского находилось более 7000 душ.
Третьи въездные ворота находятся в южной части стены.

Вдоль этой же стены высится трёхэтажный дом со стрельчатыми окнами.

Два сына М.Ф.Каменского также избрали для себя военную стезю, оба достигли чина генерала от инфантерии.
Младший сын, Николай Михайлович ,

по общему мнению, был талантливым полководцем, полностью не раскрывшим себя из-за ранней смерти. В 1810 - 1811 гг. был главнокомандующим русской армией в войне с Турцией. Похоронен через три года после смерти отца, так же при церкви в Сабурово.
Отдельно стоит упомянуть о театре, что был основан в этом имении.
Последним владельцем Сабурово из рода Каменских был граф Сергей Михайлович (старший сын).

Он приобрел известность как страстный театрал. В 1815 г. им был открыт крепостной театр - один из первых русских театров, просуществовавший до 1835 года и со смертью владельца видоизменившийся (оставшаяся группа актёров существовала при разных антрепренерах). Расцвет Театра Каменского пришёлся на 1870-е годы. Это был уже городской театр, с которого началась история Орловского драматического театра, носящего ныне имя И.С.Тургенева.

На территории усадьбы был построен театр - двухэтажное здание с колоннами, в котором на протяжении двух десятилетий давались спектакли. В репертуаре театра были пьесы Д.И.Фонвизина, А.С.Грибоедова, И.А.Крылова, У.Шекспира. Кроме драматической труппы, театр включал оперную, балетную труппы, хор и два оркестра. Образованность графа, его любовь к театру и широта интересов не мешали Каменскому жестоко пороть и муштровать своих крепостных артистов, сидя во время представления с кнутом в руке.
Впоследствии граф Каменский разорился на театре (он мог за семью талантливых актеров из 3-х человек отдать деревню в 250 душ), в 1827 г. он был вынужден продать Сабурово (где были захоронены его отец, брат и дед), выдал вольные крепостным артистам и тихо, в безвестности, ушел из жизни в 1835 (похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище).

После смерти графа у Сабурово не раз менялись хозяева, но никто из них не стремился обустроить эту турецкую крепость на русской земле. Крепостная стена и другие постройки потихоньку старели, а крепостью так никто и не занимался. Барский дом сгорел в XIX веке. В 1950-х годах в одной из крепостных башен был создан музей крепостничества. Но просуществовал он недолго. В 1984 г. в 3-х этажной башне сделали школьный музей, начали проводить небольшие реставрационные работы. Но потом и этот музей был закрыт. С тех пор крепость пребывает в забвении.

В создании поста использован материал сайта